Человек труда. Сварной шестого разряда

Когда поздравляешь с праздником ветерана, так и хочется сказать, что врачей, учителей, конструкторов, милиционеров, специалистов любых профессий бывших не бывает. За десятилетия работы в своей области у них даже руки, пальцы становятся заточенными под профессию, а глаз на автомате выделяет главное, скрытое для остальных. Да что глаз, даже походка может выдать специалиста. Как для учителя шероховатость мела, так для хирурга холодок скальпеля — это родное, на всю оставшуюся жизнь.

Вот узнаю, что Виктор Михайлович Фишман становится пятикратным чемпионом города по игре в бильярд. Как? Это же надо рассчитать всё до миллиметра и направить шар точно в цель, а у тебя за плечами почти семь десятков! Но руки-то помнят, и глаз ещё тот у сварщика шестого разряда!

Про Виктора Михайловича не раз слышал байки от бывших работников второго производства. По их рассказам рисовалась картинка: Виктор Михайлович у станка-автомата сидит на стульчике, ножка на ножке. Параметры выставлены, аппарат работает, сваривает два колечка. Сильфон крутится, проволока подаётся, но контроль-то нужен. Сварной берёт чёрные очёчки за ручку, как у пенсне, глянет на пламя сверху, и опять — ножка на ножку. Вроде, работа не пыльная, а деньги большие, некоторые пробовали: одну сборку завалят, вторую и опять зовут Виктора Михайловича.

— Время прошлое, но то, что Вам буду говорить — чистая правда, никакого вымысла, — так начался наш разговор с ветераном сварки Виктором Фишманом. — Моя мама Клавдия Константиновна Новикова, уроженка села Орловка, папа Михаил Борисович Фишман с Молдавии, когда война началась, он приехал сюда пацаном и попал на завод. Был хорошим токарем, ему дали бронь, а мама сидела с нами — детских садов не было. Жили на стадионе перед Брянским мостом в двухэтажном бараке. Папа, как хороший специалист, получал большие деньги, а купить тогда нечего было, у нас был сундучок, полный денег.

После школы я поступил в техникум, но со второго курса ушёл учиться на сварщика в училище. Мне не понравилась профессия технолога, а мой сосед — сварщик Виктор Никитенко — советовал: «Витя, иди сварщиком, ни в жизнь не пожалеешь». В училище как раз был набор с 16 лет на сварку. Я пришёл в училище и сказал: «Возьмите меня сварщиком. Давайте я вам экстерном всё сдам, мне только практику попробовать». Я люблю всё делать руками, а сидеть с бумажками — это не моё. В детстве табуретки делал, строгал рубанком. Чего только мать ни скажет, всё делал по дому. Отец практически всю жизнь был рабочим, и я не жалею, что стал рабочим.

Как стал сварщиком с шестым разрядом? Потому что любил черчение и технологию металла. В школе у меня был учителем черчения Александр Сергеевич Болдовский, в 8 классе он нас заставлял чертить сборочные чертежи. Он жёстко спрашивал с нас. Хорошо помню, как одноклассник чертёж ему подал, он ему поставил два с плюсом. «Александр Сергеевич, плюс за что?» — спрашивает тот. Он говорит: «Балбес, за рамку, рамка у тебя правильная». Когда я пришёл в техникум, то уже мог читать сборочные чертежи в трёх проекциях, по технологии, металловедению, черчению у меня были пятёрки.

Сосед говорил, что сварщиком можно на заводе зарабатывать, а можно с работы прийти и на улицу со сварочным трансформатором выходить и работать — гаражи варить, баки, отопление в домах — раньше всё было на дуговой сварке. В это время денег дома уже не стало, у отца из-под станка вылетела деталь и выбила глаз, его из рабочих перевели на другую должность. А в училище нам платили 30 процентов заработанного на практике. И мы, сварщики, неделю на практике варили трамваи, неделю учились. Хорошо помню, тогда закрыл 210 рублей, в Советском Союзе это были большие деньги, мне третью часть отдали — 70 рублей. Я принёс, матери отдал — она заплакала. Купила мне на эти деньги польский костюм из лавсана.

Сварка у меня пошла. К нам из Свердловска приехал мастер по производству с высшим образованием. Настоящий профессионал, он окончил институт по сварке и был нашим наставником на практике. Знаете, всё зависит от наставника, у которого ты учился. Вот Градский был наставником на «Голосе», вёл школу музыкантов, и он сразу видел, что получится из учеников. У меня таким наставником был Борис, к сожалению, фамилию не помню. Чтобы стать настоящим сварщиком, надо варить как минимум 10 лет, чтобы понять суть этого дела, это я по своему опыту знаю. А что Вы удивляетесь? Хороший инженер или учитель получается тоже через 10 лет.

Виктор Михайлович в разговоре не раз подчёркивал: он — не технолог, не инженер, он — рабочий класс. Однако когда мне становилось что-то непонятно в его рассказе, он сразу искал глазами карандаш и ручку и начинал чертить, объясняя, как привариваются полоски сильфона или в чём разница между гептилом и водородом. Явный признак профессионала — инженерные «уши» никуда не спрячешь! 

— Когда из училища выпустился, меня оставили там работать мастером, я уже сам стал вести группу. Через полтора года как-то проходил мимо начальник девятого цеха Пётр Григорьевич Подборнов, училище было рядом с заводом, посмотрел, как я варю, и говорит: «Всё, я тебя забираю к себе». В заводе было три производства: второе — это ракеты, третье — это трамваи, и первое — это кузница, мартен, электропечи. Всё второе производство было только в одном цехе — девятом. Когда пришёл Догужиев, стали наращивать второе производство, цеха разделили: клапана — в 24-м, сборка — в 27-м, а в 9-м цехе осталась сварка самого двигателя.

— Рассказывали, что Вы знаменитому сварщику, Герою Социалистического труда Лазареву фору бы дали.

— Миша Лазарев работал сварщиком в 27-м цехе, у них была ручная сварка, а мы с 9-го им камеру отдавали. Ракетный двигатель — это же груда металла, сваренная в одно целое, там столько деталей — ужас один!  Я думал, что выше ничего не бывает, но когда увидел, как у человека сердце вынимают и на столе клапана меняют, потом опять на место вставляют, я тогда сказал: «Вот это да!» Конечно, гиперзвуковые изделия я не варил, но у меня было всё, а у Лазарева в 27-м не было меди, не было алюминия, и у них не было соединений стали с медью. И «Буран» в 9-м цехе варил только я один. Варили не сам маршевый двигатель, а частично из ниобия сопло для двигателя ориентации. Была специальная установка для сварки ниобия, а он в десятки раз дороже золота. Потом начали делать двигатели, работающие не на гептиле, а на водороде и кислороде. Когда кислород с водородом соединяют, получается вода, экологически чистый двигатель, почему индусы у нас его и закупали. Но и водород, и кислород взрывоопасны, малейшая утечка в трубочке водорода или кислорода, и — мгновенный взрыв. Варили мы и тормозной двигатель, на котором космонавты приземляются. Пока не ушёл на пенсию, я их постоянно варил, и по сей день на двигателях Усть-Катава спускаются на Землю.

Михаил Лазарев недавно умер, мы с ним здоровались до конца, уважали друг друга, но то что я варил — он не мог процентов на 80 сварить. Ниобий он не мог варить, титан — не мог, алюминий — не мог, тонкий, две десятки — не мог. Представляете, что такое сильфон? Ракетный двигатель разогревается до 10 тысяч градусов, металл расширяется, может произойти разрыв, и ракета взорвётся. Поэтому там очень много сильфонов стоят, они расширяются, как меха у гармошки. Сильфоны очень тяжело варились, пластинки в две десятки, да и сам металл ещё слоистый шёл, чтобы он не лопнул, а мог ещё «играть», как слоёное тесто. По секрету скажу: у нас в Союзе такой слоёной нержавейки не умели делать, её закупали где-то на Западе через третьи страны.

Когда Лазареву давали Звезду Героя Социалистического труда, ему автоматически шла и возможность выкупить машину «Волга». Он говорит: «А на какие средства я её куплю?» Она стоила 16 тысяч рублей.

А у меня деньги были, я зарабатывал хорошо. Поехал в Уфу и купил себе третью модель «Жигулей» за 10 тысяч. «Жигули» с четырьмя фарами, в Усть-Катаве у меня одного такая была, я на все свадьбы на ней ездил. С итальянским двигателем она стоила 7200 рублей, а я отдал за неё 10 тысяч. Приехал, мама говорит: «Ты что, с ума сошёл?» Взяла и машину начала четвертями мерить, померила и говорит: «Каждая четверть тысячу рублей — так это десять коров можно было купить! Но если бы мы купили 10 коров, пришла бы милиция». Не разрешали тогда десять коров держать. Так что деньги тоже немалую роль играли — они давали независимость. Лазареву дали Героя, а я машину купил. И три квартиры директора мне давали — одну на Паранино и две в городе. Кирилычев сказал: «Иди, сам выбери, чтобы я за тобой на Паранино машину не посылал». Мы же деньги как зарабатывали, не по восемь часов работали. По восемь часов первых 15 дней месяца, а потом с 15 по 30-е — по 12 часов, и субботы, и воскресенья. Была гонка вооружений. Кстати, «Сатану», СС-20 мы варили, эту ракету потом Горбачёв разрезал по частям.

Давили, давили, чуть компрессор не сломали

— За Вами могли даже машину прислать?

— На «Волге» приезжали. Сильфоны очень дорогостоящие, я их варил за месяц по тридцать штук, а в Москве на головном заводе за месяц варили один сильфон. Здесь у нас была сдельная работа: сколько сварил — столько и получил, а в Москве по окладу получали. Был случай: попался я со спиртом в проходной, спирта было много, но во время работы пить нельзя. Военпред ходил, если увидит, сразу всё остановит — иди, отдыхай. Пить нельзя было. Меня из 9-го цеха взяли в литейку, а вместо меня стал варить другой. Через месяц он столько браку напорол, столько денег в трубу пустил. Первую партию сварил — она не прошла, порвалась на испытаниях раньше времени. Все изделия, которые варятся сварщиками, проходят рентген, а потом ещё и гидроиспытания. Партия в 30 штук, военпред берёт одно изделие, ставит на стенд и начинает разрушать давлением. Ракета работает при трёхкратной перегрузке, то есть рабочее давление на двигатель 40 атмосфер, а испытывали на 120. Когда двигатель сварят полностью, его начинают компрессоры давить водой. Кроме сильфонов я ещё шары варил. У двигателя много шаров разного диаметра, в эти шары нагнетается воздух под большим давлением. И вот я помню, из моей партии шар давили, давили, до 600 атмосфер надавили, и он не лопнул. Военпред говорит: «Отстаньте, а то компрессор сломаем, а не шары». Один сильфон бешеных денег стоит, а тот сварщик целую партию запорол! Тогда обратно в 9-й цех мне пропуск оформили, но я сказал: «Больше в 9-м работать не буду». Меня перевели в отдел сварки, числился в отделе, а варил и сильфоны, и трамваи.

В прошлом году я на 23 февраля был в заводе и заходил в литейный цех. Начальник цеха подошёл и говорит: «Ты чего смотришь?» Я спрашиваю: «Печь работает, электроды графитовые не плавятся?» «Работает, не плавятся». Я говорю: «Это я варил». Когда мартен сломали, поставили три новые электропечи, в каждой три графитовых стержня, от них шла электрическая дуга в 380 вольт, и металл плавился. Эти стержни зажимали толстые медные хомуты, их на заводе изготовители загнули, а такую медь никто не мог сварить, вода не подавалась и охлаждения не было. И электроды постоянно отваливались: поработает, с полметра от стержня останется — он падает в металл. Тогда директор мне сказал: «Мы так без штанов останемся, завари мне охлаждение».  Я посмотрел, медь тяжело варится, её надо хорошо прогревать, надо сварочный аппарат на тысячу ампер, в заводе такого не было. Меня послали в институт Патона в Киев, где мне сказали, что такой аппарат делают только в Ленинграде. Получил «тысячник» в Ленинграде — вот такая огромная дура, там чтобы варить, держатель должен быть с водяным охлаждением. Горелка во время аргонной сварки до того нагревается, что и для неё надо водяное охлаждение. Таким аппаратом я всю медь у трёх печей сварил, и стали они охлаждаться. Уже несколько десятков лет прошло, а оставшаяся сейчас на заводе одна печь всё ещё работает!

 — Как Вы стали бизнесменом?

— Меня директор завода бизнесменом сделал. Когда в девяностые годы на заводе стало всё разваливаться, мне Кирилычев говорит: «Всё, денег нет, платить нечем, берите сервировочные столики, идите на трассу, продавайте».  Зарплату выдавали велосипедами, столиками, и мы их повезли на трассу. Я вышел, стою, как дурак. Какой из меня торгаш, я сварщик! Мимо проезжали северяне, у них денег — куры не клюют. Тогда там было много денег, а товара не было, даже ашинские пластмассовые светильники влёт летели. Так мы становились бизнесменами, я одним из первых получил свидетельство предпринимателя. Мы стояли около Каменной горы перед Юрюзанью. Начинал со столиков, потом пошла пневматика со Златоуста, а потом — рации из Кургана. Как-то ехали милиционеры из Казахстана, полковник подходит ко мне: «У нас в милиции нет раций, а Вы свободно здесь их продаёте». И он у меня все коробки скупил. Я поднялся, купил большую машину, потом из Москвы, из Белоруссии стал на трассу доставлять уже всё оптом. Стал подниматься в деньгах и в 2000 году начал строить кафе «Крепость», восемь лет строил, потом дочери подарил.

— Откуда у Вас такая жилка?

— Не знаю, у меня сейчас дочь такая же, и внук уже миллионер.

— Вы сейчас в каком статусе?

— Принеси, подай, пошёл вон, — смеётся Виктор Михайлович. — Замок сделать, детали выдать, муку выдать, сейчас вот позвонили — ключи надо передать. Знаете, где бы я сейчас работал, если бы был молодым? Я бы магистральные трубопроводы варил в Сибири, где хорошо платят и где нужны сварщики только с 6-м разрядом.

— Сейчас молодёжь не рвётся в сварщики, не хотят дышать газом и зрение портить. У Вас на этот счёт как?

— Я каждый день десятку на лыжах бегаю, а к концу сезона могу и тридцать пробежать. С аквалангом плаваю, на Кавказе я только на Казбеке не был, все горы излазил. И зрение ещё хорошее. У меня в роду все бабушки и дедушки прожили до 85. Я — трудоголик. Ещё сказать Вам, кто трудоголик? Путин ещё трудоголик. Я отношу себя к рабочему классу, я всю жизнь рабочий, не инженер, не инженерно-технический работник. И сейчас варю — алюминий, нержавейку толщиной от двух десятых. Тут в одной мастерской не могли сварить кольцевой шов автоматом, меня позвали, я им настроил.

— Когда в последний раз держали в руках сварку?

— Позавчера варил, у меня вся сварка есть: и аргон, и дуговая, и газ. Скажу больше: если мне сейчас в 9-й цех пропуск оформить, я свой сильфон найду, который там сейчас варят, и сварю. Только у нас оборудование хуже было, сейчас современное оборудование проще, легче.

—Так у Вас большой перерыв работы в цехе?

— Ну и что, сейчас поставлю и сварю. Там есть ручная сварка, есть автоматическая, я сварю и ручной, и автоматической.